Это был его сто сорок четвертый. С самого утра он возился над ним. Весело посвистывая, размахивал шестизубым ковшом. Яша Блянаху. Зазвонило, и Яша сообразил, звоночек - заветный, внутренний - 40 мин до конца смены. С Домом он расправился быстро - сто сорок четвертым. Новенький "Хитати" - машина что надо. Яше Блянаху. Оставался подвальный этаж с брошенным хламом, полтора метра глины - и все - наряд готов - мыть руки и к Люське прямиком - успеет, конечно же. Там ждет его заветная, заветная... Он обрушил шестизубый ковш прямо в центр - на внутреннюю перегородку. И дожевывал котлетку, завернутую женой - нестерпимый голод мучил его. Из-под среднего зуба посыпались искры - "Блянаху!" - огрызнулся Блянаху - и чуть не подавился - в котлете попалась металлическая стружка. "Блянаху!" - взревел он, думая с каким удовольствием треснет Машку, когда вернется домой. Бетонная стойка. Удар, еше удар. Го-ол! 35 мин. оставалось до конца смены. 1.4 м до заветной отметки. Грудью прижавшись к позеленевшему колоколу, стояли останки, перепоясанные мечом. Обломок копья торчал между ребер. Очкарик - откуда ни возьмись. "Стойте! Стойте!" - вопит. -"Это же колокол Минина!" - "Хоть Пожарского!" - бубнит себе Блянаху и кладет руку на рычаг гидроцилиндра. А перед глазами - Инструкция по обработке ценностей, памятников природы и культуры - висит. И еще одна - на внутренней стороне век: "Если до конца смены - 35 мин, а до закрытия - 1.5 часа..." Яша закрывает глаза. Очкарик грудью лезет на ковш. "Блянаху!" - говорит Блянаху и резко дергает башней. Очкарик падает. Блянаху бережно накрывает его ковшом, подскребывает для надежности землицы и переносит к стене. ...Тот очухался на удивление быстро - протирает очки и уже карябается к мертвецу. "Блянаху!" - кричит Блянаху и выворачивает ковш тыльной стороной. Очкарик маневра не оценил. ...Он прижал его чуть-чуть - до легкого хруста-в груди, без следов и последствий - высунув язык, тот присел. «Блянаху!» - сказал Блянаху и сладострастно обрушил ковш на мертвеца с колоколом. Колокол послушно разлетелся на черепки. Мелькнула под легированной лапой старинная кладка, блеснул канделябр, вынырнула и смешалась с прахом безрукая статуя - баба, форм упоительных (как у Люськи примерно), и Блянаху отчего-то подумал, что руки, они вроде как и ни к чему, мысль его заинтересовала, ковш замер, Блянаху закурил, сдуру посмотрел на инструкцию, прилепленную к стеклу: "Комиссия по месту... акт..." "Блянаху!" - отрубил Блянаху, вспоминая разбитый колокол, смятый скелет, четвертованную бабу - нежный звон. "Быть может..." - три четверти мгновения сомневается Блянаху , но видение последнего ящика "Агдама" сметает его гамлетовскую раздвоенность, а послушный ковш сминает белый с колоннами домик, напоминающий спичечный коробок, и мешает его с красной глиной, из которой когда-то лепили прачеловека. "Блянаху!" - вскрикнул Блянаху, услышав внутренний звоночек, возвестивший 30 мин до конца смены, и скукожил лицо в нечто презрительное при виде широких уступов вниз уходяшей пирамиды, мрачной, цвета обугленного кирпича, на вид неприступной, а пожалуй что и смертоносной. Яшу что-то кольнуло в бок, влажные пальцы смяли опустевшую пачку "Беломора", - да, пришлось повозиться с пирамидкой - отменный камень шел на сакралию, но и сталь на ковше не дура. Брызнуло где-то внутри стекло, затрещал черный креп - из просторного костюма выпало сморшенное тельце с провалившимся, шитым-перешитым животом. Блянаху поспешил завершить неприятное - он даже сделал два лишних загреба - долой с глаз и баста! "Блянаху!" - вскрикнул Блянаху, посмотрев на часы. Стремительно бежало время к закрытию. Пришлось умять и несколько матрешек - те были в золоченых одеждах, в косынках из перьев. Выковыривать их было труднее - глубоко и сложно, как-будто от кого-то скрываясь, залезли в камень мертвяки. Но ковш сделал свое дело. Вот и трубный рев оборвался фальцетом - это исчез в отвале перерубленый мамонт. "Ы-ыить!" - сипел Блянаху, двигая рычагами. Чесали грязные головы, били хвостами, стучали копытами. Неужели в самом деле? Он пришел из беспредела? Читали ветхое, с дырами и пятнами пророчество:
"...И когда придет последний из рода Бляхуитов, отцом имея Самуила, и руки его сравняются с головой, и покрыт он будет железом, и свирепой пастью будут его ладони - быстрой, как лань, и мощной, подобно рукам Давида - из рода человеческого будет он, но ничто от человеков не останется в нем, и послан будет он открыть Врата и разбудить Зверя, за шесть лет до срока, и придет он, чтобы вышли кони - числом четыре - и чтобы суд был ушедшим и уходящим. Пророк, живущий в ничтожнейшем из смертных, возвестит о нем, птичье имя носящий, в последнем из царств рабов, на одной шестой части суши..."
"Блянаху!" - стараясь не отвлекаться от перешибленного пополам стегозавра, просипел Блянаху и еще: - "Ы-ыить!" - потом посмотрел на циферблат - четверть часа до закрытия, а еще копать и копать... В четыре рывка он приблизился к заветной отметке. На пятом ударе машина вздрогнула - низкий гул вырвался из-под ковша. "Что-то твердое", - решил Блянаху и опустил ковш в трех метрах левее. - И тот же удар, гул - безрезультатно. Пришлось расчистить целую площадку - везде твердо, как-будто внизу - железное поле. "Железное поле чудес", - решает Блянаху и ломает второй зуб. "Оно с кривизной - поле чудес", - определяет Блянаху и расчищает кусочек зеленой трубы. Что-то неладное творится с этой болванкой - шипенье, гул, частые удары, и один - чуть не перевернувший экскаватор - сбрасывает землю с объекта. "Ну и блянаху!" - по-детски воспринимает открывшееся Яков Блянаху и тянется ковшом к черному люку. В глазах - нестерпимая боль. И красные буквы. Слова. "За нами конец времен"
"Блянаху!" - хрипит Блянаху. Пионеры-стервецы балуют, - думает он. А конец времен и всамделе через час с небольшим - не успеет взять, и нахрен сдалось это время? "За нами Суд". "3а нами Распря, Война, Голод и Смерть". "Мы - врата в неведомое".
Всего с полметра оставалось до означенной отметки. Прокля¬тая труба. И делов-то - зубчиком краешек подцепить, ежели огрызок - убрать, ну а ежели магистральное чего - шабаш.
Какая паника в Хранилище! Скрежет зубовный. Все испробовали. Не помогает. "Молнию" - наверх: "Ув. Бог! Мы представили ему все. Род. Историю.Культуру. Но ему это, кирпичики! И мы не готовы начать. Еще целых шесть лет. Но он человек, проверено. Из клана Бляхуитов, сын Михаила, Яков. Мы не можем отступить от пророчества". Верх отвечает, вниз посылает депешу (Срочный тариф): "Младенцем! Искушайте младенцем !"
"Блянаху! во припекло! до чертиков в глазах!" - злится Блянаху, увидев в яме копошащегося розового младенца. В его воспаленной пересохшей голове еще как-то успевает отложиться, что надо же, кофточка у чертенка, как у его Саньки, попка голая, и рыжая голова, ха! а какой же быть ей еще у лукавого! ...Движение было точным и рассчитанным - от чертенка если что и осталось - так это мокрое место, а так фьюить! - испарился, как не было. "Во призрачность, комплексно работает!" - думает Блянаху, замечая мимоходом на тыльной стороне кисти, там, где не хватало двух зубьев, красное пятно, - но это так, мимоходом, потому как ковш был занесен высоко - прямо над чернеющим люком. И вдруг тряхануло, да так, что отвалился шланг на одном гидроцилиндре, хотя Яша поклясться был готов - он только приготовился нажать... Разбил бровь о щиток. "Ы-ыить!" - сказал Блянаху, послушал звоночек - десять минут до конца смены, - вцепился в рычаги. ...Гул пошел такой, что уши ввалились вовнутрь, у соседнего дома оборвался балкон и беззвучно задавил двух прохожих, но всего-то 10 мин. оставалось до конца смены - "Чертова болванка! " - ругался Блянаху, готовясь нанести решающий удар. И кто же - мелочь из чина Пришельцев. Как заорет: "Эврика! Эврика!" Архимед нашелся. ОНА появилась как снег в сентябре как колодец в пустыне как брак в веревке повешенного как аист в метро неожиданна как разговор глухонемых как в пивной предложение без мата как вежливость в сфере обслуживания как обслуживание просто без сфер как шлюха в казарме желанна и как туалет в центре города как отмена собрания как сама ОНАпосле душной и потной очереди с синяками как ОНА, забытая случайно однажды в унитазном бачке и еще более случайно в самый тяжелый момент, когда нервическая дрожащая кисть ломает сливной курок, и в сознании умирающей рыбой бьется мысль: "где-где-где?" - и рука от совершенной безнадеги лезет в холодную воду - ремонт невозможен в таком состоянии - это конечно же ритуал заполнения невыносимых минут - и вот она лезет как бы чинить, содрогаясь от мокрого холода, гадости скользких замшелых стенок, лезет чинить она и там - ОНА, омытая прохладными струями со слезшей наклейкой (хорошая ты моя!), сверкая серебристой бескозыркой, чуть наискосок, не мешая (если бы мешала - ей долго не жить) таинственная (откуда?), чуть покачиваясь, с температурой +10, останавливая параноическую дрожь правой кисти - та точным движением срывает чеку... ух! - найденная, как вот сейчас на чертовой железяке, в которой уже что-то глухо и тяжело билось, как бьется в фургоне большое и вонючее тело слона, с хрипами, хлюпами и постанываниями, - "только бы не разбить!" - молится Блянаху и включает давление на максимум: от резкой остановки ковша экскаватор подпрыгивает, Блянаху выскакивает из кабины и бежит, бежит, бежит, карабкается на скользкие сырые отвалы глины... падает, сбитый тугой струей вонючей жидкости - лопнула труба гидроцилиндра - и падает ковш, ослабевший от кровопотери, так на карточный стол с жульнической раздачей падает рука пахана с двумя отрезанными пальцами, игра окончена, ясно, будет суд... уже упал Блянаху, прямо на нее, а она - на зеленую трубу, и сверху на них - четырехзубый ковш - четыре дырки сделалось в трубе, четыре дыма вырвалось из нее, - красный и белый, черный - за ними - и бледный, воняющий хлоркой, проквашенной канализацией и тухлыми яйцами - четыре дыма вырвались из зеленой трубы, четыре дыма - в синее небо, че...
